Ростик метнул в него свирепый взгляд, потом медленно кивнул в знак понимания. Шир Гошоду тоже полагалось знать его мимику. Тогда он вытянул руку и на тонкой пыли подземелья нарисовал, как мог, червеобразного. Зеленый кивнул носом.
— Махри Гошод, — сказал он, теперь уже отчетливо подражая Ростиковому произношению. Ну, была не была, решил Рост.
— Человек Гошод.
Зеленый снова рассмеялся, на этот раз еще менее сдержанно. Его круглые глаза вдруг заволокла тонкая, белесая пленочка, как у птицы. Потом он ткнул пальцем в Ростика и произнес веско:
— Челвук.
— Ростик, — сказал Ростик. — Человек Ростик... Ну, как тебе попроще. — Он слегка повысил голос, выделяя имя: — Рост.
Зеленый потер обе левые руки, выражая, вероятно, сильнейшее возбуждение.
— Рст. — Потом сделал плавный жест, указывая на свое левое плечо, закрытое тогой. — Мырмд.
— А ты говоришь, у них нет личного имени, — сказал Ростик Эдику, хотя тот ничего такого не говорил. Указал паль цем на зеленого и отчетливо произнес: — Марамод?
Шир кивнул. Потом странно, даже с довольным видом, слегка улыбаясь, склонил голову набок. Ростик и Марамод посидели, никто из них теперь ничего не говорил. Наконец, Ростик догадался, что Шир ждет продолжения. Или у него выдержка, как у совы, или такие переговоры тут случаются раз в неделю, решил Ростик.
— Значит, так, — произнес он, хотя мог бы этого и не говорить.
И начал рисовать. Сначала дома, не такие, как стояли в городе Широв, а такие, в каких жили люди. Потом нарисовал окопы с ограждением из колючей проволоки. Чтобы было понятно, он, как на чертеже, сделал кружочек на окопе, на проволоке, и рисовал эти детали чуть в стороне в увеличенном виде. Марамод сидел и смотрел с интересом. Потом поднялся, обошел Ростика и стал смотреть из-за его плеча. Так обоим было удобнее.
А Ростик тем временем нарисовал богомолов, кузнечиков и высоких черепах. Шир Марамод посмотрел на черепаху внимательно, покрутил головой, ткнул в нее пальцем и громко, очень четко произнес:
— Гтум.
— Ге... Что? — спросил от стены Эдик. Он, как оказалось, тоже видел все эти художества.
— Гатаум, — подсказал Ростик. Шир подтвердил носом. Потом Ростик столкнул две большие стрелки — одну от насекомых, другую со стороны города. Эту он сделал короткой, но толстой. Рядом нарисовал щит, о который сломал две стрелы из самострела насекомых. После этого поднялся со своего половичка, посмотрел на Марамода и поднял брови как можно выше, задавая безмолвный вопрос — понимает ли он?
Шир снова потер обе левые руки одну о другую, вежливо улыбнулся, нарисовал в стороне город со стенами. Он проводил всего одну линию, как правило, замкнутую. Но она разом отражала контур города, домов, даже земли вокруг. Искусство этого зеленокожего было легко и выразительно.
А потом Марамод сделал то, чего Ростик не ожидал. Он указал куда-то на запад, а на своем рисунке изобразил что-то... Это могла быть волна или высокий, растянутый по фронту водоворот... Это могло быть что угодно.
Ростик обвел эту волну пальцем и рядом изобразил вопрос, подсказав его значение мимикой.
— Брм. Брм... — в звучании этого слова сложился и страх, и мука, и ожидание боли.
Марамод покрутил головой, стараясь смотреть и на Ростика, и на Эдика. Следующий раз поеду один, решил Ростик, чтобы он смотрел на меня и на рисунок. Так будет вежливей...
— Борым?
Он даже не спросил, насколько правильно произносит слово. Он вдруг понял, что с ним происходит что-то необычное. Холодная волна прокатилась по его коже, руки одеревенели, живот скрутил приступ тошноты и боли одновременно, в глазах стало меркнуть. Если бы он не был солдатом, не вылезающим из боев почти полгода, он непременно упал бы. Лишь жесткая, как кираса под солдатским бушлатом, воля заставила его удержаться на ногах.
Голос Эдика, заговорившего от своей стены, вдруг зазвучал далеко и незнакомо, ни одного слова невозможно было понять. Эхо отдавалось над головой, отражалось от стен... Когда Ростик почувствовал, что возвращается в норму, выяснилось, что он по-прежнему смотрит на Шира, на рисунок, который тот продолжал крутить в пыли перед людьми. Теперь Марамод изобразил на волне массу точек. И каждая из этих точек была опасной... Ростик потряс головой. Нет, он больше не видел, что это такое. Хотя ему показалось...
Он разом устал. Ему хотелось сесть в машину и катить в Боловск, где его ждало тепло, отдых, чай. Да, очень хотелось чаю. Но нет... Теперь главное — успеть. Предупредить всех, кто захотел бы его выслушать, что то, чего они опасались ранее, от чего стали закапываться в землю еще летом, движется с запада и для всего города, всей их цивилизации несет неминуемую смерть...
Ростик ткнул пальцем в эту волну и поднял на Марамода взгляд. Даже не напрягшись, он спросил его так, словно мысль была сильнее слов. Потом снова, еще, еще... Потом поймал себя на том, что произносит слова вслух, сначала негромко, потом резче, вдруг он едва не закричал:
— Что это?!
Марамод поднялся, отошел в сторону. Ростик сделал ошибку. Он понял это сразу. Кричать не следовало.
Он поднялся на ноги и церемонно, словно японец, согнулся в поясе. Потом снова сел и ткнул пальцем в волну. И поднял взгляд на зеленокожего. Тот был уже непроницаем. Он присел на корточки, словно в любой момент готов был встать.
Парой легких касаний подновил рисунок своего города, но теперь под ним стал пририсовывать какие-то окружности. В одной из них легко, словно это ему ничего не стоило, нарисовал себя и... Ростик не поверил глазам — человечка. Сбоку одним касанием он создал еще одного, Ростику не нужно было даже пояснять, что это Эдик.